Cara st germain порно

Сказал мне: «Ma chère Sachenka, rendez-moi un service, voici une sonate très difficile de Hummel, nous la jouerons mesure par mesure, je vous promets de ne pas m’impatienter»[89]. Что было сказано, то было сделано, и я ей очень благодарна. После выпуска Балугьянская пригласила некоторых подруг на танцевальный вечер. Старушка m-me Nagel предложила Капитолине туда ехать, но она слезно просила не везти ее на бал. Ее назначили пепиньеркой, но спустя месяцев шесть она занемогла. Ее свезли в лазарет, доктор сказал, что у нее нервное расслабление и что должна быть нравственная причина, потому что все укрепляющие средства не помогали. Она на исповеди призналась Наумову, что желает перейти в римскую церковь, поступить во Франции в монастырь, что желание так сильно и она только тогда будет здорова. Нечего было делать. Наумов очень жалел, но, зная состояние наших монастырей, он ей сказал, что не может и не хочет ей мешать. Бабушка отвезла ее в Версаль к аббату Préfontaine, она выучилась латинскому языку и поступила в Sacré-Coeur de Paris, rue de Vanne, faubourg St. Germain. Теперь она abesse du Sacré Coeur à Confesseur.У нас был слуга, мужик Илья, он приносил нам обед, у Эйлер была девушка чухонка, а у меня русская; эти две постоянно ссорились. Илья мне сказал: «Ваша Прасковья Михайловна — злейшая раскольница и очень вредная женщина. Она принадлежит к расколу Солодовникова и серебряных лавок»79. Однажды она была так зла, что я ее спросила, что с ней делается. Она мне отвечала, что закрыли часовню купца Милова, а вскоре закроют часовню купца Косова. Я ничего ровно не понимала и только позже узнала, что значит секта серебряных лавок.Однажды утром я слышу громкий голос в передней и узнала знакомый голос Фомы Александровича Кобле. Он вошел, меня обнял и сказал: «Ах, Сашенька, как я рад, что вы теперь во дворце и что государыня не отдавал вас к Арнольди, даже

Кружка. Перовский бывал ежедневно, граф Ферзен и некоторые члены дипломатического корпуса; особенно часто бывал неизбежный ветрогон Лагрене, и свадьба Вареньки Дубенской там устроилась44. Приезду графини Бобринской императрица очень обрадовалась: на безрыбьи и рак рыба, на безлюдьи Фома — дворянин, и в отсутствие Varette и Софи она сблизилась с княгиней Трубецкой, которая сравниться не могла с этими дамами. Государь же не любил Бобринскую за свадьбу Дубенской; он возненавидел Лагрене после револю 30 года. У Лаваля был бал, на котором он танцевал до упада. Когда ему заметили неприличное его поведение, он отвечал: „Quand le roi saute, son secrétaire peut bien danser“[208]. Это, конечно, дошло до государя, который наградил его крупным словечком. Совсем иначе вел себя достойный и серьезный Bourgoing45. Varignita потащилась в Дармштадт, где супруг ее назначен был chargé d’affaires[209]. Адэн повез свою Varignita. Я нашла их проездом через этот cul-de-sac[210] немецкий. Varignita кормила свою Габриэль и страшно позировала, как жена какой-то будущей célébrité[211] и мать ангела чистоты. Она, впрочем, перешла уже в римскую веру, читала только, по указанию мужа, полезные книги, лепетала про Faubourg St.-Germain. К этому Faubourg Лагрене принадлежал с помощью иезуитов, у которых воспитывался в Сант-Омере, и с покровительством графа Лафероне. Он вздумал влюбиться в его старшую дочь Полину (mademoiselle) Craven), но получил самый положительный отказ.Когда императрица возвратилась из-за границы, мы опять жили в Царском Селе. Осенняя пора была самая приятная и покойная. Софи Карамзина гостила у меня неделю. Мы много гуляли по пешему хождению; она рассказывала, где именно имп в сопровождении Александра Николаевича Голицына встречал ее отца и с ним долго беседовал стоя. Голицын ревновал, но ничего не обнаруживал; его высокая душа невольно протестовала против недостойного чувства зависти. В китайском домике Софи показывала место, где ее мать разливала чай для умиротворителя Европы, и как у нее атласные башмаки просили каши. Екатерина Анд ходила в белом канифасовом капоте с

Радзивиллу за 20 т. злотых; потом по желанию имп Александра она вышла за Чернышева62. Он ей сильно надоел рассказами своих военных похождений; подъезжая к Вильне, она ему сказала: „A èa, Monsieur, assez avec cela, vous avez pris Cassel, prenons Vilna et n’en parlons plus“[221].В Петер она спросила государя: „Est-ce qu’on a le droit de se séparer d’un mari qui vous tue par l’ennui?“ — „Très certainement“[222], — отвечал государь. „Eh bien, je me sépare de votre Чернышов“. — „Faites comme vous l’entendez“[223], — отвечал спокойно государь. Что было сказано, то было сделано.Но перейдем к Вит. Они жили, кажется, в Шарлоттен-штрассе. Леониль родила там сына Александра; Маша и Питер были уже взрослые дети. Эта комедиантка Леониль вздумала уверить детей, что она им мать, она ревновала умершую. Давыдов был тоже в Берлине. Его жена была кроткая, прямая женщина; с ними была сестра Давыдова, очень умная, но дурная собой девица и весьма православная. Тут сварганили ее свадьбу с графом Эглофштейном, у которого кроме приятного лица не было ни гроша. Они были очень счастливы, и позже Albert Pourtales уговорил ее перейти в протестантизм. Я проводила зиму 37 года в Париже, и Витгенштейны поселились в Fbourg St.-Germain, на quai d’Orsay. Я раз приехала с визитом, и желала видеть детей, заметила, что Маша со временем будет похожа на свою мать. На другой день приехал ее брат Александр и спросил меня, что я говорила. На мой ответ он сказал: „Elle ne vous pardonnera jamais cela“. — „Le grand malheur! Je me passerai de son pardon“[224]. Муханов ее не терпел, говорил, что Верон пишет ее портреты63 — и пешком, en châtelaine avec un faucon sur la main[225], и лежа, и сидя, и в черном с красным, и в белом как весталку, и все по 20 т. франков. Когда, говорил он, все пьют чай, ей подает камердинер апельсин и