Порно рассказы ариша

Мол, иди, раз просит.Делать нечего, Егорка взял за руку сестру и пошёл с ней домой. «Ничего, – успокаивал он себя дорогой, − завтра опять придём…»Дома их встретила мама и сразу же посадила за стол.− А можно мне эту тарелочку! – увидев в её руках красивую тарелку с голубыми цветами, − попросила Ариша.− Это моя! – хотел было крикнуть Егорка, но мама опередила его.− Конечно, дорогая! – И она поставила её перед Аришей. – Младшим сестрёнкам надо уступать! – многозначительно посмотрела она на сына.Мамины доводы Егорку не убедили. После ужина он ушёл в свою комнату без настроения. Сел на (в) любимое кресло-качалку и стал качаться.− А можно мне тоже!.. – вдруг услышал Егорка у себя за спиной Аришин голос. Он, вздрогнув, обернулся.− Можно мне тоже покачаться, − видя, что брат чем-то недоволен, робко повторила она.В Егоркиной груди вдруг стало подниматься новое, неведомое до этого чувство. Ему было жалко своей тарелки! И кресла-качалки!.. Раньше каждый вечер он сам удобно устраивался на нём, а теперь – качалась Ариша.− Как здорово! Спасибо! – искренне благодарила она братца, ловко отталкиваясь от пола ножками и весело хохоча.Впрочем, качалась она недолго.− Теперь твоя очередь! – сказала она, вставая. − А я пока игрушки посмотрю. Можно?Ариша оглядела комнату и вдруг. Взгляд её остановился на большом жёлтом экскаваторе. Он работал от пульта управления. Ездил вперёд-назад, поднимал и опускал ковш. Был любимым у Егорки!Ариша потянулась к нему…− Не трогай! – неожиданно резко осадил её брат. – Это моя игрушка!− Не бойся, я не сломаю! – попыталась простодушно заверить она его.Но это новое чувство в Егоркиной груди неистово рвалось наружу.− Не трогай! Не твой это! – закричал он что было силы.Ариша испуганно вздрогнула, отшатнулась от экскаватора и заплакала.Её слёзы отрезвили Егорку.«Максим свою сестрёнку дразнит! И жадничает! Игрушки ей не даёт!..» – вдруг всплыли в памяти и больно царапнули мамины слова.Так выходит, и Егорка тоже!..− Ладно, − сменяя гнев на милость, сказал он ей, − возьми! – И протянул игрушку. – Только, чур, ковш не крутить!Продолжая всхлипывать, Ариша замотала головой.− Мне не жалко, бери!Ариша не взяла.−Ну, хочешь самосвал! Или кран! Или зайца!..Ариша сидела на краешке его кровати, вытирая кулачками набегающие на глаза слёзы. Такая маленькая, беззащитная, несчастная, что Егорке вдруг стало нестерпимо жаль её.«И зачем только я пожадничал?! − укорял он себя. – А теперь… Что делать теперь?!Егорка замялся, словно решаясь. И вдруг направился к книжному шкафу. Там, на полке, стояла книга, которой он, как и экскаватором, очень дорожил. «Энциклопедия про бабочек!»Егорка осторожно взял её в руки и предложил сестре.− Давай почитаем!Ариша перестала всхлипывать и немного недоверчиво посмотрела на брата…− Есть бабочки, − начал он, − которые питаются нектаром, а есть…− … Которые совсем ничего не кушают! – закончила за него сестра…Егорка в недоумении уставился на Аришу. Она коснулась бабочки-заколки на своих

Младшая сестра (про жадность)У Пашки был четырёхлетний брат Серёнька. Пашка очень трогательно о нём заботился. Поправлял лямки на комбинезоне, угощал вкусными конфетами, давал поиграть в своих солдатиков. Серёнька был милым и очень улыбчивым. Всегда радовался старшему братцу, крепко обнимал его за шею пухлыми ручонками.В такие моменты Егорка немного завидовал другу. И чувствовал себя одиноким.− Везёт Пашке! – однажды грустно сказал он маме. – У него есть Серёнька, а у меня никого нет!Мама нежно коснулась его плеча.− У тебя есть двоюродная сестра Ариша, дочка папиного брата Андрея!.. А ты знаешь, что младшие братья и сёстры – это большая ответственность. Паша – молодец! Добрый, заботливый. Но не все такие! Максим, например, свою сестрёнку дразнит! И жадничает! Не даёт ей игрушки. Сладости отнимает.Услышав о нём, Егорка вдруг рассердился.− Да этот Макс!.. Да он!.. Да с ним!.. Да с ним вообще никто не дружит! (Он шмелиные гнёзда разоряет!) Он бабочкам крылья отрывает! Он в кошек камнями кидается (швыряется!..) Я..я никогда не стал бы жадничать! Только я всё равно один! – Егорка вздохнул.Впрочем, грустил он недолго.− Смотри, кто приехал! – сказала ему через несколько дней мама. − Ариша! Твоя двоюродная сестрёнка! − Егорка удивлённо, немного недоверчиво смотрел на не совсем знакомую девочку. Да вы, кажется, забыли друг друга! – улыбнулась мама. − Давно не виделись! Арише тогда, всего годик был…Егорка вспомнил, что когда-то давно дядя Андрей приезжал к ним в гости с женой и годовалым карапузом… Сейчас перед ним стояла девочка чуть постарше Серёни, но маленькая, хрупкая, как Дюймовочка. Она немного застенчиво смотрела на Егорку. А он на неё. Ему нравились и её красивое пышное платьице, и сумочка в форме апельсиновой дольки, и яркая бабочка в волосах…«Что же получается, − сердце Егорки радостно колотилось, − у меня теперь тоже есть настоящая сестра?!.. Надо обязательно познакомить с ней Пашку!»− А пойдём к моему другу! – предложил он Арише. – Он добрый! И у него есть младший брат.Ариша кивнула, доверчиво протягивая ему свою маленькую тёплую ладошку.… − Пашка, знакомься! – еще издалека закричал другу Егорка, задыхаясь от гордости. – Это Ариша! Она – моя двоюродная сестра!..− Ничего себе! Здорово! – искренне порадовался за друга Пашка. Серёня тоже обрадовался новой подруге. Тут же повёл её в свою песочницу и принялся делиться формочками.− Бери эту красную! И зелёную тоже бери!.. Мне ни капельки не жалко! – трогательно предлагал он.Ариша улыбнулась Серёне и в благодарность угостила его конфетой из своей сумочки.− Кажется, подружились! – наблюдая за ними, радовался Егорка.Пашка согласно кивал.Они сидели на небольшой уютной лавочке, приглядывали за малышами, разговаривали… Идиллия!− Егорка! – вдруг позвала Ариша. − Пойдём домой!Егорка ушам своим не поверил. Как можно в такую погоду домой хотеть?!− Я устала, − жалобно протянула Ариша.− Ты ж в песочнице сидишь! – укорил он сестру. Но Пашка принял её сторону,

Что о боксе. В их городке секции не оказалось, стал говорить матери о переезде – так хотелось стать боксером! А тут, кстати, словно по сговору, посыпались одно за другим от отца зазывные ласковые письма с серьезными планами совместной жизни, полетели телеграммы. Но сколь легко было срываться с места отцу, столь непросто матери.Ариша уезжает! Ариша... – не уразуметь!Чуть ли не вся большая родня, на редкость прочная по своим устоям кровной близости, на перроне, тут же соседи, знакомые. Провожают, рвут из рук в руки Витьку и мать, говорят наперебой что-то самое важное, последнее, пьяно дышат, всхлипывают, кто-то причитает. Нянька Ариша, тетка Ариша! Уезжает! Беда – шли к ней, нужен совет, помощь – к Арише, не оставит. Самых отъявленных буянов умела усмирять она, найти горемыкам тихое теплое словцо – стыдились ее, кляли себя, обещая и веря, хоть на день, на час, что заживут ох как, покажут еще всем кузькину мать! Узелком связующим была она, опорой, совестью даже как бы общей, что ли. Уезжает. Горько! Конечно, пусть, слава Богу, если все будет хорошо, слава Богу...А когда поезд тронулся, большая шумная ватага сорвалась разом с места и побежала за вагоном. Бежали, потрясали кулаками, что-то все кричали, кричали, навзрыд, вдогонку...Мать, стоя в тамбуре, впилась взглядом в родных. Крепилась, глотала воздух ртом, словно пыталась за него зацепиться, закусывала губы, сдерживая ответный крик, стон, слезы. Что творилось, боролось, рвалось в душе ее с этим нарастающим перестуком колес? На какое счастье рассчитывала пятидесятилетняя женщина, весь век прожившая в родных краях, заботами, делами близких своих? А может, ни на что

Найдешь...» – Тихо так, но с такой горечью мама это сказала. Не осудила, а с какой-то великой досадой, будто подвела черту чему-то давно понятному, но душа с чем всю жизнь не мирилась! Вовек себе этих бумаг не прощу.Она снова на кровать захотела лечь. Перину только просила убрать.И я тут, и все начали: «Да что ты, Ариша, говоришь... Ты еще выздоровеешь, поднимешься...»Нет, чтоб по-людски проститься, исполнить последнее желание – достойно, почтительно. Привыкли представление устраивать. В какой-то лжи, в комедии так и прощаемся с человеком! Житейская все наша суетная мудрость... Перенес ее на кровать. И тут же кто-то: «Вите-то что-нибудь скажи напоследок...» – «Жизнь подскажет...» – все, что она сказала.Я отошел, сел на диван. Взгляд ее меня проводил, а глаза уж под поволокой, изнуренные, и смотрят на меня, смотрят чего-то... И вдруг понимаю: не на меня смотрит! А чуточку рядом, поверх уха. Я еще не верю, не могу поверить, голову двинул – а глаза ни с места... Мама, зову, мама... Закричал... Кто-то уже веки ей закрывает, руки на груди укладывает, свечку вставляет. А кто-то еще, подвыпивши, не верит, вырывает свечку, тянется за плечи трясти: «Нянька Ариша, нянька Ариша!..» Плач, причитание.– Да-а, Ира-а... – протянул было отец, но сын остановил его, вцепился в плечо.– Вся родня, знакомые, чуть ли не пол-Заречья хоронили. Как раз в праздник, в женский день.Тот день выдался мозглый, дул холодный, пронизывающий ветер. Пешим ходом шли люди почти до самого кладбища, до базара, до столовой, где мать тридцать лет проработала. Гроб несли на руках. Воздавали. Не была кончина неожиданной, все