Секс на ночёвке

Постараюсь до праздников закончить последнюю часть и приступать к их совместной ночёвке.

Но с прочими ядовитыми гадами, хвала богам, уже не нужно так церемониться, как с королевской коброй. Очковую только кобру нежелательно убивать первым без явного повода, потому как из-за сходства с королевской какую-то часть своего почтения к ней наги распространяют и на очковую, но дравиды уже намекнули, что это только на глазах у веддов нежелательно, а если они не видели сами, то был ли повод явным или кажущимся, дотошно проверять не будут. Все же всё понимают, и если приличия соблюдены, то никаких проблем. А уж с некобровыми, то бишь с некапюшонистыми аспидами не нужно и этого. Путаются под ногами - зачищай их на своей территории превентивно хоть на глазах у веддов и ни о чём не парься. И самое время, потому как после вывода подземных коммуникаций наружу уже и периметр будущего форта пора будет замыкать. Пока - нулевой цикл, конечно, это ведь не временный лагерь, который к первой же ночёвке должен быть огорожен хоть как-то, а постоянная крепость, которая и строиться должна капитально, то бишь без той суетливой спешки, с которой сначала штурмуют сдачу объекта к какой-то идиологически значимой календарной дате с нарушением всех строительных нормативов, а затем годами устраняют недоделки и перманентно ремонтируют то, что можно было один раз построить сразу по уму и не надрываясь, а работая медленно и методично, а главное - вдумчиво. Архитектор квалифицированный с генерал-гауляйтером и первой партией гарнизона прибудет, один же хрен ошибки какие-то найдёт и что-то переделывать потребует, ну так и нахрена тогда наращивать объём неизбежных переделок, от которого впору будет за башку хвататься? К чему дурная показуха бурной деятельности? Что нужно так или иначе, то и будет делаться к прибытию специалиста, которому виднее. Времянки же - ну, какой смысл ещё и в будущем форту их сооружать, когда и в лагере палатки стоят, и хижины туземного типа в любом почти количестве рядом возвести можно,

За эти годы, скрупулёзно записывались в тетради, которые Андрей с дотошностью проверял каждый раз, как появлялся в Бережичах. И теперь эти тетради были гонцом привезены в Москву и отданы жене в качестве учебного пособия. А Андрей, глядя на пожелтевшие и истрепавшиеся страницы, вдруг понял, что надо бы как-то обобщить полученный опыт и издать для начала хотя бы рукописный трактат. Эта мысль навела его на другую. Ведь чем был славен Союз? В нём различные тематические журналы печатали не только о великих стройках и высоких надоях, но и делились реальным опытом. Что уж говорить, если даже в двухтысячных Андрей с удовольствие листал старые подшивки, в которых можно было найти не только рецепт посадки моркови по методу Эклебена, но и способ, как сделать цемент для раствора. И эти знания, нанесённые на бумагу, помогали другим облегчить работу. А в этом времени сколько секретов умирает с теми, кому некому передать своё мастерство? А будь они записаны? Да, мастера предпочитают не делиться своими достижениями: увы, эхо средневековья. Но попытаться то, наверное, стоит? В общем, Андрею было над чем поработать в долгие зимние ночи. Глава 47 В свою камскую вотчину выезжали громадным поездом, ибо везли с собой кучу нужных и полезных вещей. Да только давно известно, что зимняя дорога нелёгкая. А лошадки, впряжённые в сани, хоть уже и были не те слабосильные крестьянки, что он видел в первые годы, но ещё и не стали полноценными тяжеловозами и в сутки делали от силы 25 вёрст. Таким ходом, как прикинул Андрей, полутора тысячевёрстный путь они одолели бы аккурат за пару месяцев, что князя явно не устраивало. Поэтому уже через пару дней он рванул вперёд небольшой группой из трёх возков запряжённых цугом лучшими княжескими конями и десятком охраны. Двигались они теперь куда быстрее тяжелогружённого каравана и уже через месяц и три дня втянулись через распахнутые на день крепостные ворота Усолья-на-Камском. Кони в дороге подбились, отощали. Притомились и люди, каждой ночёвке были рады. А уж коли баня в пути - целый праздник устраивали. Но не роптали - привыкшие. Андрей больше за жену беспокоился. Хоть и ехала она в крытом возке с жаровней для тепла, да подушками для мягкости обложенная, а всё

Самом деле увидим завтра.Стоп, а что это бормочет Док в забытьи? Нет, вроде не молитва, просто беспокойный сон уставшего человека. Нужно попытаться уснуть под этот аккомпанемент кашля.***Я лежу на камнях, в голове легко… Морена ледника Ошанина. Высота пять с половиной тысяч. Только что были выпиты остатки нашего спирта, и мы просто кайфуем, спустившись с Горы. Напряжение последних дней спадает.Даже не верится, что мы прошли траверс этого исполина. Но почему-то в душе не играют фанфары, не видно салютов и не звучат задорных марши. Внутри какая-то пустота. Вроде и радостно, что сбылась мечта последних нескольких лет, и удовлетворение есть от достижения цели, и все живы, и всё безопасно, но как-то это безучастно проходит, как будто смотришь на себя на экране и видишь, как люди радуются, а сам эту радость не ощущаешь. Подозреваю – это всё от усталости.Смотрю на ребят. Ну и вид у нас. Худющие лица с бордовым оттенком, и на них большие глаза. Немного на бомжей смахиваем. Последний раз я таких типов видел в хрониках УВД по телеку в прошлой жизни. Подозреваю, что пахнет от нас также плохо как мы выглядим. Ещё неделю назад, когда мы на Корженеве встретили словака, то спирт с ним после восхождения пришлось пить на улице, т.к. побоялись приглашать его в наш шатёр. Мы уже тогда по запаху могли отличить где чьи ботинки, а у него сразу бы асфиксия наступила.На спуске провесили много верёвок, но точно не километр. При всём нашем старании за день спуститься не успели, и поймали холодную ночёвку в районе шести тысяч. Мы не смогли найти площадку под палатку и на небольшом уступчике разместились в спальниках в два рядка. Т.к. ноги свисали в неизвестность, то обвязки не снимали. Если бы не отличная безветренная погода, то нам пришлось бы кисло. А так мы даже неплохо отдохнули. Так что холодной ночёвку можно считать только формально.Ребят не перестают мучать приступы бурлящего кашля, от которых их аж сгибает. Сразу после прошлой ночёвки продолжили провешивать дюльфера. Мы с Напарником должны были первой связкой уходить в низ. Он сказал: «Давай сделаем так …» и согнулся в очередном приступе кашля. Его отпустило, когда я уже кричал, что перила готовы. Надо было как можно быстрее сбрасывать эту чёртову высоту. Ещё одна ночёвка на шести тысячах не пошла никому на пользу.Всех потихоньку отпускает. Оттаяла даже наша портативная колонка и теперь мы снова слушаем музычку. Вот уже дежурный пытается разжечь наши мульти горелки, но они что-то конкретно барахлят. Одну из них мы пытались починить ещё внизу, ища резину для прокладок в мусорке, благо в МАЛе мусорка большая. Изрезали чьи-то выброшенные ботинки, но стабильной работы насоса так и не добились. А вторая горелка начала капризничать на ночёвке на уступе. Хорошо, что у нас есть варочная титановая печка, и на полке были петли из каких-то древних

Многих были надеты только пиджаки из домотканого сукна, да холодные сапоги и поэтому для защиты от ветра в ход пошли дерюжки, мешки, шали и всевозможное тряпье. Полушубки и валенки нашлись только у очень запасливых. На полпути между Котласом и Яренгой, где река Вычегда почти вплотную приблизилась к железной дороге, начальник конвоя остановил состав и приказал разгружаться. Пассажиры спустились на землю, паровоз дал гудок и покатил дальше, а оставшиеся на рельсах люди, едва стоявшие от холода на ногах, терпеливо ждали своей участи. Даже он, одетый в добротный полушубок и белые катанки, понял, что если таким образом проехать еще верст пятьдесят, то вместо людей он привезёт одни замершие трупы. Начальник подозвал к себе несколько мужиков и приказал им протаптывать дорогу по льду реки на другой берег. Он сам возглавил эту группу, а за ними потянулись и остальные. Невозможно было представить себе печальней картины, как полузастывшие, голодные, обессиленные люди вели по сугробам за замёрзшие ручки своих маленьких детишек, а некоторые несли совсем ещё маленьких на руках, прижимая их к своей груди. Оторванные от дома, от родных мест, заброшенные на край света, брели несчастные «мироеды» не зная куда, и зачем. И только то, что начальник заставил замерзших людей двигаться пешком, было единственным верным решением в этой ситуации, чтобы сохранить жизнь людям, отданным под его власть. Вскоре из-за туч появилось яркое солнце и на правом берегу стало немного пригревать. Люди приободрились, в глаза уже не бросалась явная усталость, да и дорога вдоль берега реки оказалась освобождённой от снега, была твёрдой и не мешала ходьбе. Через версту колонне разрешили остановиться и отдохнуть. Мужики наломали ельника, развели костры. Дав людям отдохнуть, начальник поднял их и, шагая впереди колонны, повёл своих подопечных на известное только одному ему место. Через час они вышли на довольно обширную поляну, ограниченную с одной стороны обрывом к реке, а с другой стороны высокими, вековыми елями. На поляне, ближе к лесу, в полукруг стояли три шалаша с чёрным кострищем перед ними. Начальник остановил толпу, вышел с подчинёнными на середину и, обратившись к людям, сказал довольно громким голосом:— На этом месте будет ваше жительство. Как мы будем здесь жить и работать поговорим завтра, а сегодня все устали и не до разговоров. Ночи сейчас очень холодные, а поэтому нужно быть готовыми к ночёвке. Кто хочет, пусть начинает строить шалаши, другие могут всю ночь жечь костры, добро, что дров здесь хватает. А завтра шалаши начинать строить всем. В них вам придется жить до тех пор, пока мы не построим бараки с печками. В дальнейшем, кто желает, пусть строит себе отдельные дома. А теперь прошу разойтись! Спокойной ночи!До самой темноты основным занятием для всех стало разведение костров и заготовка дров. Никто за всю ночь не сомкнул глаз. Наутро, когда мужики группами обсуждали что же теперь делать, к ним